Крест на красном обрыве.
Отец Ираклий не долго у нас прожил. Отца моего стали терзать за то, что в колхоз не вступил, и батюшку забрали к себе Бочарниковы. А отца вскоре посадили на 10 лет.
Бочарникова Любовь Сергеевна рассказала о жизни батюшки в их семье:
"После того, как в 1929 году раскулачили Андрея Дубинина, мы взяли о, Ираклия в нашу семью. Жили мы очень бедно. Изба была у нас ветхая, в ней одна комната и печь, на которой мы спали. Отец хотел построить для батюшки келью, но о. Ираклий не дал на это согласия. У нас закром был, из досок сколоченный, в котором дверей даже не было, одна досточка отодвигалась, и только боком в эту щель можно было пролезть. Вот в этом закроме и поселился о, Ираклий.
Вместо кровати ему служил длинный стол, вместо постели-две дерюжки, из конопли свитые-на одной спал, другой укрывался. Печку батюшка тоже не разрешал себе ставить. Зимой, когда мама в избе печь топила, она собирала в ведро горячие угли и относила батюшке. Это было все его обогревание. Только в последние годы в его келье поставили железную печь.
Нас, пятерых дочерей, отец очень строго воспитывал. Когда, бывало, в наш дом заходил местный священник отец на нас только цыкнет-и мы уже на печке в углу сидим, не шевелимся. И к о. Ираклию отец учил с почтением относиться и не тревожить его понапрасну. Батюшка нам как родной был. Кушал с нами из одной чашки, сидел за обедом всегда в святом углу, и без него мы никогда за стол не садились.
У него только и было время побеседовать с нами за столом. И вот, пока мы обедаем, он говорит нам о Боге, о святых рассказывает, о праздниках церковных. О себе он почти не рассказывал, помню только, говорил, что в монастырь его отдали ребенком, и он не знает своих родителей. И еще говорил, что он великий грешник; "Господь забрал всех моих братьев по духу, а я еще живу".
После трапезы он снова шел в свою келью и вставал на молитву. Молился он день и ночь. Утреню читает, потом обедницу, вечерню, полуношницу. Чуть передохнет и снова молится. Люди ехали к нему со всех поселков, и родители всех привечали.
Отец наш не признавал советской власти, и когда стали организовывать колхозы, он отказался в них вступать За строгую христианскую жизнь колхозники над ним издевались, его даже по фамилии не называли, а называли "Бог!", на нас шипели: "Боговы дочки!" И за то, что мы. верили в Бога, после тоже пришли раскулачивать. Отца связали, увели, но к вечеру отпустили. А из дома забрали все, что можно было унести, остались лишь голые доски
Отца Ираклия в это время дома не было, в его келью не зашли. Когда он вечером пришел, увидел, что нам и спать не на чем, принес из кельи свои две дерюжки, нас детей, укрыл ими и сказал: "Ну вот, ребятушки, ложитесь, спите, а мы посидим. А завтра - что Бог пошлет, помогут люди", И до утра он сидел и беседовал с моими родителями о житии святых, об их терпении, незлобии, кротости. Утром, и правда, пришли родственники, односельчане и принесли нам всего понемногу.
Помню, в те годы у нас воинствовали обновленцы. В нашей округе остались два православных священника: иереи Исайя Горборуков (в то время из нашего села переведен в село Покровку) и архимандрит Геннадий (Лобачев) в селе Семеновка. Отец Ираклии был духовно близок с ними. Часто они втроем собирались в нашем доме и вели беседу. Они говорили о том, что к
37-му году монашеский чин будет уничтожен, а в 40-м году свершится какое-то событие. Отец Геннадий говорил: "Мы все в 37-м году погибнем, а ты, Сергей, - обращался он к отцу, -всех нас переживешь. Но после нас останутся волки в овечьей шкуре". И о. Ираклию говорил: "Ты с нами умрешь в 37-м году".
Когда наступил 37-й год, был арестован и посажен тюрьму о. Исаия. А в Чистый четверг того же года, когда люди после службы с огоньками вышли их храма, был арестован о. Геннадий. После их ареста о. Ираклий запретил нам ходить в церкви- все они были обновленческие ( то есть, в них служили волки в овечьей шкуре, как говорил о. Геннадий).
<<< Предыдущая страница |
Следующая страница >>>
[1],
[2],
[3],
[4],
[5],
[6],
[7],
[8],
[9],
[10],
[11],
[12],
[13],
[14]
|
|
