Крест на красном обрыве.
Скит на сопке Мохнатой, где жили тогда монахини и послушницы Иверско-Серафимовского монастыря, находился неподалеку.
"Виктор к нам ходил часто, и мы к нему часто ходили. Мы любили к нему ходить: "Айдате к Виктору?"-"Айдате!"-Собрались кучкой и пошли .И в город он приходил на каждый праздник и в каждый пост говеть и причащаться. Этот Виктор-на весь город был! Это чудной жизни старичок
Как увидят его:"Виктор идет к нам!"-и каждый старается дать ему кто сахара, кто сухарей, кто чая. Больше он не брал ничего и денег не принимал, не любил деньги. Спрячет все подаяния за пазуху своего зеленого брезентового плаща, кушаком подвяжется и уходит в горы.
Круглый год ходил он в брезентовом плаще, зимой и летом. Зимой поверх еще такой же плащ надевал.
Он был маленького роста, сухощав, быстр, но не резок в движениях, с негустой темно-русой бородкой и темными, прямыми и длинными волосами, лежащими на прямой пробор. Говорил он быстро, чуть надтреснутым голосом. Он никогда не мылся, лишь изредка протирался керосином,но от него не было никакого неприятного запаха, от него всегда елками пахло.
На Горельнике жил огромный медведь. Иногда он спускался с горы и садился неподалеку от Викторовой кельи. Но Виктора никогда не трогал и, когда подвижник говорил ему:
"Иди, Мишка!"-медведь вставал и уходил".
"Мы много странствовали в то время по горам: отец Пахомий, Виктор, я и Саня Нагибина,-вспоминала монахиня Магдалина.-От самого Каскелена до Тургеня пешком по горам ходили. Через горные реки отец Пахомий нас переправлял. Он сильный был, крепкий. Встанет посреди реки и нас, и Виктора перекинет с берега на бepeг. А бывало, сидит Виктор в своей келье, потом встрепенется, побежит к отцу Пахомию: "Пахомий, Пахомий, бери скорее чайник, бегим туда-а-а, далеко по щели в горы, там есть святое место, там чайку попьем. Там святое место! Там - Ангелы! Там Ангелы, а мы там чайку согреем и попьем!"
С отцом Пахомием они много странствовали. Куда бы ни Шел Виктор, все с Пахомием. Как надо им - чайник в руки, сухари с собой и пошли, это были два наших странника по горам. Отец Пахомий молился много. Виктор тоже был сильный молитвенник. Но как и когда он молился, я не знаю. Иногда он по неделе жил на Медео в скиту, в Саниной келье, а Саня ко мне переходила. Он там чаек пил и ночевал. На нас ворчал: "Вот, истинно, вы же бестолковые! И чай заваривать не умеете. Чай заваривать надо уметь, как!"
Я встану ночью, в окно посмотрю: что там Виктор делает? Смотрю-бегает. У нас площадка была от кельи до кельи-бегает по площадке. Чего он бегает? Может молится? Бог знает".
В храме свт. Николая в Верном служили тогда два пастыря-подвижника, полагавших души свои за паству,- протоиереи Александр Скальский и Стефан Пономарев. В то время в храме нашли себе приют несколько монахинь Иверско-Серафимовского монастыря и с ними девочка Анастасия Нагибина. Странник Виктор бывал там и беседовал с батюшками. А. Нагибина вспоминает:
"О своей жизни до прихода в Верный Виктор рассказывал мало. Но одно событие, круто повернувшее его жизнь, вспоминал. В юности он был болен настолько, что без посторонней помощи не мог ходить. И он, больной и скорченный, был привезен своею матерью к отцу Иоанну Кронштадтскому. Батюшка, помолившись, исцелил его и благословил на странничество, заповедав питаться хлебом, сахаром и чаем. Виктор распрощался с матерью и ушел странствовать.
О сокровенной жизни его внутреннего человека мы знали мало. Но не могли не чувствовать, что за внешним его чудачеством и юродством кроется самоотверженный подвиг, за неназойливым ворчанием-любовь к нам, как к детям немощным и неискусным, за видимой общительностью-великая тишина и тайна созерцания невидимого мира.
Это было в конце 20-х годов, летом. Мы с инокиней Мариамной ходили по горам. Пришли на Горельник в келью к Виктору. Неподалеку под горой была яма. в которой он молился. Был поздний вечер, Виктор из кельи ушел, мы с Марианной стали готовиться ко сну. Не помню зачем, я вышла из кельи и пошла в сторону ямы, И вдруг вижу-Виктор стоит на коленях в воздухе, примерно в метре от земли и еще в 1,5 метрах от дна ямы и молится с воздетыми к небу руками. Я была потрясена, мне стало страшно не потому, что он стоял на воздухе - я читала жития святых и знала о такой молитве , а потому, что своим приходом мы мешаем ему молиться, нарушаем его тишину. И тихо, тихо, чтобы веточка не хрустнула, я попятилась назад, а, зайдя за гору, побежала, что есть сил к Мариамне, Рассказала о том, что видела и мы ушли, оставив его.
В конце 20-х и в 30-е годы церковная жизнь в Алма-Ате терпела особые потрясения. В городе происходили поголовные аресты духовенства, монашествующих, и просто православного люда. В горах - облавы на пустынников. Закрывались, осквернялись и разрушались православные храмы. Процветало обновленчество, служители которого устраивали смуты, соблазняли народ, захватывали храмы города. В горах монахи жить уже не могли. Те, кто не арестован был, спустились в город. Отец Пахомий тоже покинул свою келью. За ним велась слежка, и он ходил из дома в дом, избегая ареста. Лишь Виктор оставался на Горельнике, но жил тихо, втайне от чужих. Он по-прежнему приходил к сестрам в Никольскую церковь, и в его поведении не было особых перемен. Он по-прежнему ворчал и по-прежнему чудил.
<<< Предыдущая страница |
Следующая страница >>>
[1],
[2],
[3],
[4],
[5],
[6],
[7],
[8],
[9],
[10],
[11],
[12],
[13],
[14]
|
|
